Владимир Филь: Принудительное лечение алкоголиков

Три  года назад известный запорожский журналист Владимир Филь рассказал мне о своем лечении от алкоголизма методами советской наркологии. История показалась мне очень интересной и поучительной, и я попросила у Володи разрешения написать по его рассказу текст.

- Конечно, пиши, - охотно согласился Владимир, - мне скрывать нечего, а если это кому-то поможет, так я вообще буду рад.

А вскоре Володи не стало. Шокированная его самоубийством, я не публиковала этот текст. А сейчас нашла его в своих записях и исполняю волю умершего, полностью совпадающую с моей профессиональной обязанностью… 

Лето. Жарко, душно, вентилятор перегорел. Выхожу на балкон проветриться. Смотрю вниз, и в который раз замечаю: в моем районе, который я про себя называю Гетто, всех прохожих объединяет одно – бутылка пива в руке. Особенно вечером, после работы – без этого непременного атрибута будто и отдых невозможен. Подростки, начиная лет с 12, без стеклотары тоже встречаются редко, только они предпочитают готовые коктейли вроде джин-тоника – и употребляют их не только вечером, но, кажется, в течение всего дня. «Как же они при этом учиться-работать умудряются?» – рассеянно думаю я. Иногда меня посещает острое чувство жалости к ним – но втирать подростку о вреде алкоголя наивно и бесполезно. Он еще не знает – и знать не желает, что бывает с людьми, пусть и понемногу, но ежедневно пьющими спиртное…

ВСЕ - В НАРКОДИСПАНСЕР!
Мне вот недавно довелось впервые побывать в накродиспансере. Зрелище, доложу я вам, впечатляющее. По коридорам закрытого отделения снуют вялые мужики в спортивных костюмах – синие, одутловатые, глаза отчаянно-потерянные, жалкие, изо рта у многих тянутся нитки слюней. Это в пик опьянения они герои – да вы сталкивались с такими на улице, в транспорте. А когда уж сюда попадают, пропитываются растерянностью и мировой скорбью. Вот бы подростков с бутылками на улице отлавливать и сюда на экскурсию приводить – приходит в голову дельная мысль – может, шоковая терапия подействовала бы. Потому что эту заразу предупредить гораздо легче, чем вылечить. А некоторые считают, что вылечить вообще невозможно…

- Вся эта наркология – сплошная туфта, - считает известный своим неповторимым языковым стилем запорожский журналист Владимир Филь. – В накродиспансерах все – и врачи, и пациенты - прекрасно знают, что никто здесь никого не вылечит, это просто невозможно.

Это теперь Владимир - акула пера. Уже в 20 он был официально признан хроническим алкоголиком, а в 25 попал на лечение в накрологическое отделение. До этого побывал на зоне, его неоднократно увольняли с разнообразных работ за пьянство и прогулы. В одной из его татуировок запечатлен образ его тогдашней жизни: сердце, пронзенное не стрелой, но бутылкой. Пили в то время «муляку» – дешевое вино в «огнетушителях» по 0,7 литра. Его можно было пить из горла, и закуска не требовалась. А это было важно: с водкой-стаканами-закусками менты могли засечь – а в то время на улице выпивать было чревато, не то, что сейчас. В 85-м году у Владимира сложилась одна из традиционных ситуаций: в суете очередного выходного запоя нечаянно захватил и рабочие дни. Протрезвев, понял, что грозит увольнение по статье, а возможно и ЛТП (лечебно-трудовой профилакторий) – штука довольно суровая: год пребывания там приравнивался к двум годам тюрьмы.

Оставался единственный выход – добровольно сдаться на лечение наркологам, тогда с тебя и взятки гладки. Примерно с той же целью к наркологам тогда обращалось большинство пациентов. Система контроля за пьющими тогда была жесткой: загреметь за тунеядство на зону или в ЛТП было проще простого.

Вот так и получалось, что среди пациентов наркологов очень редко встречались персонажи, наивно полагавшие, что их действительно вылечат – а если таковая фантазия и возникала в больных головушках, то только в первую «ходку».

Лечились, в основном, не по одному разу, после лечения по пять лет стояли на учете – надо было периодически приходить к врачу и уверять его, что завязал. А это было несложно. «Ну что, горькую пьешь?» – спрашивал врач в очках с толстенными линзами. Алкоголик делал честные глаза, отвечал «нет» – и торопился в пивбар или рюмочную. Так что все это лечение с профилкатикой было чистой фикцией.

- Вообще, по-моему, так не было профессии более легкой, чем врач-нарколог, - категорично рассуждает Владимир. - Во-первых, существует всего три стадии алкоголизма, и для каждой была прописана своя стандартная схема лечения, так что ни о каком индивидуальном подходе речь не шла. А во-вторых, у наркологов всегда была отмазка: излечится только тот, кто хочет излечиться. С одной стороны, оно вроде и так, а с другой – это снимало с них всякую ответственность за результат: не вылечился – значит, плохо хотел.

Да и среди самих наркологов нередко встречались алкоголики, причем если они решались лечиться, то обращались не к своим коллегам, а к бабкам и всяческим колдунам с эстрасенсами…

ВЫПЬЕМ ЗА УСПЕШНОЕ ЛЕЧЕНИЕ!
К моменту добровольной сдачи наркологам Владимир и вправду подумывал, что неплохо было бы завязать с пьянкой.
- Я чувствовал, что начал деградировать. Уже пробовал одеколон – тогда все «Тройной» хвалили: он, если его водой развести, белый становится, но гадость страшная. «Русский лес» тоже дрянь. А вот зубной эликсир неплохой был – его с пивом надо было пить. Однажды ацетон выпил – действие страшное: в голове звенит, а в животе как запечет! И потом еще три дня химией воняет изо рта. Так что никому не советую.

Вся жизнь советского алкоголика протекала в каком-то ажиотаже: надо было, допустим, не пропустить и вовремя перехватить кого-то, кто куда-то идет с бутылкой. А если не идет - то надо было срочно его разыскать. Бухарики одного района были прекрасно знакомы друг с другом, и всегда интуитивно притягивались туда, где в тот момент булькает. Существовал там свой ритм определенный, свой образ жизни, который не отпускал.

Тогда в городе было несколько отделений, где от этого дела лечили. На Седова, 6, в центральный наркодиспансер, привозили самых тяжелых, с «белочкой»: приводили в порядок, а уже оттуда распределяли по городу. Владимира определили на Космос, в областную больницу. Предупредили, чтобы перед приходом в отделение ни в коем случае не пил.

- И я, как дурак, не напился, хотя руки тряслись, плохо было. Помню, приезжаю туда, иду по больничному двору – две шмары стоят. Где тут у вас, говорю, алкаши лечатся? А они обиделись, надулись: почему это алкаши? Многие ведь алкоголики своей проблемы не осознают, или просто не хотят признавать, скрывают от себя или от окружающих.

Позволю себе авторское отступление: я при своем посещении наркодиспансера заметила то же самое - не только алкоголики, но и их родственники стараются спрятать проблему как можно глубже. Я была поражена невольно услышанной беседой двух посетительниц, кажется, матери одного больного и жены второго. «А вы тут с чем лежите, - вежливо интересовались дамы друг у друга, - тоже печень?» Какая уж там печень, когда всем ясно, что у всех тут один диагноз. Им, однако, с гепатогенным диагнозом смириться легче было…

Зашел Владимир в палату с твердой решимостью завязать, но уже минут через десять пришлось выпить. Мужики, главным среди которых был авторитет Валёк Седой, пошептались и постановили, что парень вроде свой, можно ему налить. Новобранец был в шоке – как же так, ведь лечиться пришел! Оказалось, в наркологическом отделении народ выпивал не хуже, чем на воле: стоило только перелезть забор и добраться до ларька или магазина. Но потом - как следует скрываться от персонала. Потому что если засекут – сразу отправят в ЛТП. Хотя, если правильно себя вел, каялся – могли и пожалеть, оставить. Только для профилактики серу (масляный раствор) вкалывали: она вроде бы организм очищает, а заодно служит штрафом или наказанием – скрючивало после нее так, что уже не до лазаний через забор было. Особо непонятливым устраивали «вертолет» – ту же серу кололи сразу в несколько точек на теле, тогда человек вообще неделю с койки встать не мог. Впрочем, наказания нужного эффекта не давали. Казалось, основной целью всяк сюда входящего становилось одно: не дать себя вылечить ни коем случае!

ЛЮБОВЬ ПО-АЛКОГОЛИЧЕСКИ
Все методы лечения пациентам были известны заранее, и способы противоборства целительному воздействию передавались из поколения в поколение, как какие-нибудь легенды народов севера. Первые 20 дней медики пытались просто восстановить пропитанные алкоголем организмы: кололи витамины, прописывали какие-то поддерживающие таблетки. Казалось бы – пользуйся, уж в любом случае во благо будет. Но нет: уже на этом этапе больные начинали яростно сопротивляться лечению. От уколов было деваться некуда, но таблеток страшно боялись и незаметно выбрасывали их.

- В этот период очень полезной считалась трудотерапия – все мы работали за два рубля в день, только деньги выдавали не на руки, конечно, потому что ясно было, на что они буду потрачены, а все сразу, в конце лечения, - вспоминает Владимир. - Меня устроили в операционный блок, занимался стиркой и фасовкой окровавленного после операций белья, что, конечно, оптимизма и бодрости духа не прибавляло. И, главное, начальница моя к алкоголикам относилась как к рабам. Я пожаловался на это главврачу, и тот сменил мне вид деятельности.

Такой гуманизм главврача был не удивителен: медперсонал относился к алкоголикам вполне по-человечески. А уж главврач вообще очень ценил хороших специалистов – сварщиков, слесарей, плотников, «золотые руки», которых среди его пациентов было немало. Беда этих людей была в том, что им принято наливать за труд – вот они и спивались. Трудотерапию работяги проходили у главврача на даче, и за хорошую работу, по некоторым сведениям, он благодарил их все тем же способом - щедро наливал.

В этот же начальный, самый расслабленный период лечения в отделении происходили самые бурные романы. А что вы думали - у алкоголиков тоже любовь бывает. Мужские и женские палаты находились рядом, так что к услугам больных было полноценное межполовое общение.

- Помню, одна больная сказала мне сомнительный комплимент: никогда, говорит, еще таких красивых алкоголиков не видела, - смеется Владимир.
Многие приходили лечиться семейными парами, и в итоге целые бразильские сериалы с адьюльтерами разыгрывались.
- Во дворике у нас был летний душ, в котором воды отродясь не было. И вот парочки ходят-ходят вокруг него, раз – двое зашли, кто-то на шухере остался. Смотришь: стены пошатались-пошатались, те вышли, другие зашли. Помню, пара была: ей лет 35, ему – около 40, но он – щуплый, сморщенный. Так она тут же втюрилась в другого – тот еще спиться не успел, потому как только освободился: высокий был, красивый, свежий по сравнению с другими. И вот они часто в этом летнем душе стены колебали. А муж – высохший, жалкий сидит поблизости где-нибудь и планирует вслух, как он их будет резать и из окна выбрасывать, когда выйдут отсюда. Курит бедняга свою папироску и презрительно всем вещает, в каких извращенных формах он вступал в половой контакт со своей сукой-женой, и какие еще более извращенные формы ей теперь грозят за ее поведение.

ТЕАТР «КОШАЧЬЯ МОЧА»
На втором этапе лечения было сложнее. Процедуры начинались жесткие, многие после них и на работу не ходили – до того плохо себя чувствовали. Основной метод на местном сленге назывался, простите, «рыгаловка», а официально – УРТ (условно-рефлекторная терапия). Несколько человек заводили в специальную комнату с умывальником и зеркалами. На входе одним вкалывали апоморфин – средство, при реакции с алкоголем вызывающее рвоту и серьезное общее недомогание. Но некоторым вместо опоморфина давали выпить менее неприятную никотинку (никотиновую ксилоту). Почему одним так, а другим эдак, выяснилось позже.

- Когда при диспансеризации меня спросили, не болит ли печень, не было ли травм головы, я сообразил, что это неспроста, - рассказывает Владимир. - И вовремя припомнил, как сильно у меня болела печень несколько раз, и как однажды мне дали бутылкой из-под шампанского по башке. У меня очень кстати и шрам остался. Поступил я, как выяснилось, умно, в отличие от тех героев, которые рвали телняжку на груди и кричали «здоров как бык»!

Так вот «быкам» кололи опоморфин, а «больным» вроде Володи, здоровье подрывать нельзя было, поэтому с ними обходились погуманнее. Порошок никотинки можно было легко выплюнуть.
Затем всем пациентам наливали водки, смешанной с какой-то гадостью желтого цвета. Раньше, говорят, просто водку давали, но алкоголики ее выпивали и потом ходили по отделению «синие» и довольные. И даже каждый раз по очереди, заранее сговорившись, сливали весь алкоголь кому-то одному, чтоб хорошая доза получилась, ощутимая: есть же разница – 50 грамм хряпнуть или сразу 200! Так что врачи придумали какую-то добавку желтого цвета, чтоб жизнь малиной не казалась.

Приняв все ингридиенты, больные рассаживались перед зеркалами, ожидая, когда начнет плохеть. Тут приходил специалист по гипнозу и начинал хорошо поставленным голосом внушать: «Вам плохо, вас тошнит… Вам отвратителен этот запах…Это все водка, она сломала всю вашу жизнь… Вы ее ненавидите… Посмотрите на себя в зеркало – вы себе ненавистны» и все такое. На многих это действовало убийственно, их выворачивало, скрючивало.

- Ну, а мне пригодился мой опыт работы в театре – у меня вполне неплохо получалось изображать тошноту и ненависть к алкоголю в глазах, - говорит бывший монтажер сцены театра имени Щорса Владимир. – Ну, и после процедуры тоже, конечно, делал страдальческий вид, чтоб на работу не ходить. Впрочем, гипнотизер после двух сеансов куда-то пропал, а вместо него стала приходить какая-то медсестра, пожилая тетка, и несла она какую-то отсебятину. Когда мы выпивали эту желтую водку, она говорила: «Цэ кошача моча. Вас вид нэи рвэ». И нам всем было смешно, потому что мы все знали прекрасно, что налито в стопки… Да и проблема наша была в зависимости вовсе не от кошачьей мочи.

ПЕЛЬМЕНЬ ГРЕБАНЫЙ
Жесткость методов нарастала. Третий этап был самым суровым. Алкоголиков кормили таблетками под названием тетурам – препарат вроде бы обволакивает печень, и вступая в реакцию с алкоголем, вводит пьющего в жуткое состояние: повышается давление, начинаются проблемы с сердцем, одышка и даже возможен летальный исход. Смысл: можешь пить, но если выпьешь – умрешь. Видимо, расчет был на то, что некоторое время люди не будут пить из-за страха, а дальше уже сам образ жизни изменится, и все пойдет на лад.

- А образ жизни – это для алкоголика штука очень важная, - уверен Владимир. - Я когда завязал, встречал иногда бывших собутыльников, с которыми пить и варнякать было очень приятно. И только я их видел - ту же накатывало желание выпить. Я потом и квартиру сменил, чтобы не встречаться.

Тетурам после завтрака выдавала специальная сотрудница – она хорошо знала все хитрости, к которым прибегали алкаши. Они пытались прятать таблетки под языком, за небом, но она заставляла их показывать рот, у самых подозрительных ковырялась ложкой во рту, как опытный ухо-горло-нос. Ответственная была женщина.

- Одному Вальку Седому она верила: уж очень солидно он выглядел, - до сих пор удивляется наш рассказчик. - Он выплевывал таблетки в чай, предварительно размешанный со сливочным маслом, которое нам давали на завтрак. В этой бурде таблетки были не видны. Почву для этого трюка он готовил загодя, с самого начала лечения убеждая всех, что вот любит он чай с маслом, чему, конечно, никто из нас не верил.

Хочешь-не хочешь, таблетки приходилось пить, а значит, с алкоголем следовало распрощаться. Этого допустить лечащиеся никак не могли! Было известно одно противоядие – лимонная кислота. У каждого алкоголика был припрятан увесистый пакетик с белым порошком. После лимонной кислоты надо было выпить несколько глотков пива, и если через время самочувствие существенно не ухудшалось, можно было и стакан хлобыстнуть. Пиво брали из бочки у кабака «Казачий дозор», который располагался рядом с больницей. Местные бухарики относились к лечащимся коллегиально, пропускали вперед, жалели… Но и этот метод часто не срабатывал.

- Помню, встретились у нас на отделении два корабельных врача – один уже долечивался, а второй только пришел. Новенький всем рассказывал, что не запойный, как другие, а вот уже 15 лет пьет каждый день. Это был предмет его гордости. «Старичка» прозвали Пельмень – он был такой толстый, что на зоне, где он сидел «за алименты», ему даже робу по размеру найти не смогли, так и написали фамилию и номер отряда на цивильном пиджаке… Ну, Пельмень перед выпиской и обучил коллегу всем премудростям – как не поддаться врачам и успешно продолжать роман с алкоголем. И вот, дойдя до третьего этапа лечения, новенький воспользовался наукой и пошел к ларьку бороться с лечением. Не было его долго-долго. К вечеру под руки привели – чуть живого, багрового, с жуткой одышкой. Еле откачали. Оказывается, неправильную дозу всадил, и чуть не помер прямо там. Долго он приходил в себя. А когда пришел, первые слова его были… Думаете – «в рот больше не возьму»? Нет, совсем другие: «Вот, говорит, приеду… И скажу… Что ж ты, Пельмень гребаный!..»

Лечение на этом заканчивалось. Получив официальное оправдание своим былым прогулам и запоям, народ приступал к новым свершениям. И так – по бесконечному кругу. Большинства из этих людей уж давно нет в живых: при таком образе жизни в долгожители не попадают.
- Я после этого больше пил. Нашел алкоголю замену – творчество, спорт. Но больше не знаю никого, кто бы вылечился, - подытоживает человек с сильной волей Владимир Филь.

НАРКОЛОГИЯ КАК ВЫМИРАЮЩИЙ ВИД
- Действительно, алкоголизм излечивается довольно редко: даже сейчас только до десяти процентов больных после лечения приходят к трезвому образу жизни, - комментирует врач-нарколог Запорожского областного накродиспансера Сергей Гречков. - О полном же излечении речь вообще не идет – человек, у которого сформировалась стойкая алкогольная зависимость на физическом уровне, умеренно пить уже никогда не сможет. Даже через пять, десять лет полного воздержания возможно полное возвращение к болезни – стоит только принять хоть небольшую дозу алкоголя, заболевание моментально активизируется. У нас, наркологов, считается: если человек после лечения год не пил – это хороший результат…

Однако сам подход к наркологической помощи существенно изменился. Тотальная неуспешность советской наркологии была во многом обусловлена насильственным характером лечения. Это так и называлось: добровольно-принудительное лечение – совершенно абсурдное, согласитесь, словосочетаньице. Сейчас пациенты приходят к нам исключительно добровольно. Правда, обращаются сюда, в основном, люди в состоянии глубокого кризиса, когда уже допились до ручки. Мы проводим детоксикацию отравленного организма, купируем похмельный синдром. Некоторые продолжают лечение, желая избавиться от алкогольной зависимости, другие, придя в норму, покидают медучреждение. Потом, правда, многие попадают к нам повторно с теми же проблемами – в конце концов некоторых из них удается убедить, что необходимо более планомерное лечение во избежание регулярного повторения кризисов.

Те методики, что описывает Владимир, применяются в наркологии до сих пор. Но появилось и много новых – лазеротерапия, магнитно-резонансная и семейно-ролевая терапия. Существенно расширился ассортимент психо-фармакологических средств. И все-таки огромное количество людей по-прежнему предпочитают кодирование, причем проводят его у колдунов, экстрасенсов. Хотя потом, после неудачного результата, все равно попадают к нам – чаще всего слишком поздно.

Думаю, так происходит потому, что все хотят излечиться быстро, будто по взмаху волшебной палочки. Но в реальности так не бывает. Ведь при алкоголизме лечить следует не только тело, но и душу, а также выравнивать микро-социальную среду больного. А сопротивление лечению все равно встречается довольно часто - хотя и реже, чем в советские времена. Вообще, алкоголики довольно быстро изучают наши методы лечения и способы противодействия им. Поэтому методики приходится часто менять.

Вообще же, алкоголизация общества прогрессирует. И в то же время украинская наркология переживает трудные времена. Сейчас появилось множество частных наркологических служб, которые выводят из запоя на дому – в отличие от наших услуг, их помощь стоит немалых денег. Многие пациенты предпочитают такой вариант из страха разглашения этой деликатной информации. Но анонимность в большинстве случаев гарантируем и согласно действующего законодательства. А помощь на дому в тяжелых случаях не рекомендуется, необходимы условия стационара – ведь у алкоголика в состоянии абстиненции возможны самые непредсказуемые реакции, он может причинить вред как близким, так и себе самому…

Да и в целом наркология, как отдельная сфера медицины, может исчезнуть. Скажем, сегодня в Запорожье только мы одни! И это еще не худшая ситуация: во многих городах Украины наркологические отделения вообще отсутствуют - больным, допившимся до белой горячки, оказывают помощь в психиатрических учреждениях, остальными никто не занимается.
Что при этом будет дальше со страной, в которой алкоголизм является одной из главных медицинских и социальных проблем, и в которой количество рекламы алкогольных напитков зашкаливает за все разумные пределы – никому не известно…

Юлия ТИМОФЕЕВА

Если кому-то станет интересно почитать, то я сделала для него страницу на прозе.ру: http://proza.ru/avtor/filprozaik

21.04.10

---

Редакция не несет ответственности за содержание материалов. Мнение авторов может не совпадать с мнением редакции